Театральный сезон начался, и уже совсем скоро можно будет снова увидеть спектакль «Исцеление» с Юлией Ауг и Чулпан Хаматовой, а также попасть на спектакль «Внутренний климат. История „ Балтийца“». О том, как за год поменялся первый и чем там интересен второй, премьера которого состоялась в августе на Vabaduse Festival, — беседуем сегодня с Юлией Ауг.

– Как за этот год, прошедший с премьеры, поменялся спектакль «Исцеление»?

– Вы знаете, текст остался тем же самым, но спектакль довольно сильно поменялся. И особенно мы это почувствовали на последнем спектакле, который играли 30 сентября в Стокгольме.

– Я как раз хотела спросить, по-разному ли принимали спектакль в разных странах?

– Да, в разных странах принимают по-разному. Но самый крутой прием был в Лондоне и в Стокгольме. В Стокгольме мы, честно говоря, просто обалдели: нас раз десять вызывали на поклон. Стоял весь зал, очень много цветов подарили. Всегда ужасно жалко, что на следующий день уже улетать. Охапки цветов раздариваешь девочкам, которые работают в спектакле, — их немного, всего три, но все же. И потом оставляешь в отеле, но все равно это ужасно приятно. Еще очень приятно, что две зрительницы нашли меня в Инстаграме и пишут — приглашают приехать в Стокгольм. Я сейчас это рассказываю, и вот прямо до слез — настолько это все трогательно. 

И как раз в Стокгольме я почувствовала, и потом и Чулпан об этом сказала и наш продюсер Серафима, что спектакль совсем по-другому звучит. Для нас эти роли стали родными, мы уже не исполняем роли, а стали этими людьми. Мы абсолютно точно понимаем, что с каждой из нас происходит. В процессе репетиций, конечно, находятся необходимые акценты, внутренние мотивации. Но потом, когда начинаешь играть и жить вместе с этим спектаклем, ты вдруг осознаешь: и как я раньше не понимала, что вот здесь, наверное, это надо выделить. Потому что это очень важно. Там, например, есть один момент, когда моя героиня признает, что героиня Чулпан моя сестра. Ну то есть в тексте это было написано, и мы как-то это проскакивали. И тут поняли: боже, она же первый раз называет ее сестрой. И таких моментов много, которые мы поняли, уже живя в этом спектакле. Так что, наверное, он стал более человеческим, более достоверным.

– Вы как-то сказали, что для вас этот спектакль прежде всего о том, что человек часто живет не свою жизнь, и о возвращении к себе.

– Да, иногда бывает так, что человек воспитан своей средой, он знает, как надо, и у него и не было другой жизни. Но во взрослом возрасте вдруг понимает, что на самом деле он совсем не тот человек, каким его воспринимают окружающие.

Ну это как популярное еще недавно явление дауншифтинг. Он же появился в свое время именно из-за того, что эпоха успешных достигаторов в какой-то момент стала заканчиваться тем, что люди начинали психологически умирать от выгорания. 

Сейчас это тоже есть, но, мне кажется, в меньшей степени. Я очень хорошо помню, как лет десять назад, если ты не был успешным человеком, то вызывал даже некоторое презрение. А сейчас все-таки такого отношения нет. В социуме стало появляться понимание, что человек не обязан быть успешным, он может быть счастлив, будучи совершенно незаметным. 

Так вот явление дауншифтинга возникло от выгорания. А выгорание именно от того, что человек занимался достижением успеха не ради себя, а ради того, каким он выглядит в глазах других. Сейчас люди стали давать себе возможность допустить, что, возможно, я не такой, как от меня ожидают, а совсем другой, и я могу себе позволить жить своей жизнью.

– Как вам опыт спектакля, который был создан конкретно для вас с Чулпан, учитывая ваш бэкграунд и личные истории?

– Эта пьеса писалась для нас с Чулпан, но мы могли сами выбрать себе роль. 

Мы выбрали роли противоположные ожидаемым. Потому что нам было интересно в спектакле прожить не ту жизнь, которая у нас есть в реальности.

– Какими были самые неожиданные отзывы зрителей? 

– Мне кажется, что я уже вообще всего ожидаю и ничего не может меня удивить.

Бесконечно радуюсь, когда людям нравится, когда благодарят. И принимаю, когда люди говорят: нет, это не мое. У меня никогда нет вопросов, почему не понравилось. Ну потому что человек вот так и так воспринимает мир, и это не совсем его. Так бывает со всеми.

Я по этому поводу очень люблю байку, связанную с Фаиной Раневской. Они поехали с театром в Италию, пошли в Сикстинскую капеллу и стояли напротив «Сикстинской Мадонны» Рафаэля. И кто-то из их компании сказал: и что все говорят прямо великая работа, ну хорошая, но я что-то не восхищаюсь. На что Фаина Раневская ему сказала: слушай, она настолько великая, что сама знает, кого восхищать, а кого нет. 

– Что сейчас в планах Vaba Lava Narva, креативным директором которой вы являетесь? 

– 1 декабря у нас очередной день рождения, и мы как раз вчера это обсуждали. Хотим сделать какое-то событие, но даже не для взрослых, а для школьников, для подростков, потому что это те зрители, которых мы хотим для себя вырастить.

Вчера я посмотрела первый раз спектакль «Внутренний климат. История „ Балтийца“» в Salme Kultuurikeskus. Мне очень понравился спектакль! Я его пропустила в августе, когда была премьера, потому что была в Америке, я там спектакль ставила и буквально на день позже приехала. Так что все остальные спектакли Фестиваля свободы я видела.

Так вот, «Внутренний климат» — хорошая история. Очень ироничная. И это ирония через любовь. Это не ирония, которая обесценивает. И даже не совсем ирония, а пост-пост-ирония. Знаете, есть метатеатр как метод драматургии. Потому что там игра со стереотипами идет.

– Его ведь сделали эстонский режиссер и эстонские актеры на основе интервью с русскими специалистами бывшего закрытого нарвского завода «Балтиец»?

– Да, они все сейчас пожилые люди уже. У меня и мама, и папа работали на «Балтийце», поэтому я очень хорошо помню атмосферу секретности вокруг этого завода. И то, что я, например, завидовала своим одноклассникам, которые рассказывали, как они приходят к своим родителям на работу и что их родители делают на своей работе. А я могла только ждать своих родителей на проходной. И лишь после 1992-го года узнала, что моя мама была одним из инженеров-разработчиков медицинских аппаратов, связанных с радиоактивным облучением онкологических опухолей.

Эту историю можно рассказать ностальгически, а можно с иронией. О том, что внутри этого завода и вокруг него было создано такое почти витринное подобие социалистического рая. Эти люди действительно имели хорошие зарплаты, хорошие квартиры, свои санатории, свое радио — это был отдельный закрытый мир. В котором ты чувствуешь себя обеспеченным, но при этом никому ничего не можешь рассказать. И, например, чтобы поехать даже в Грузию, нужно было писать заявление, и с тобой проводили собеседование. 

Но это очень интересно, это очень хороший спектакль. И он очень хорошо сделан: то есть не просто рассказывается интересная история, но она и режиссерски хорошо придумана, и актерски исполнена. В Таллинне спектакль идет без перевода, а в Нарве с субтитрами. Кстати, я вчера на спектакле поняла, что если слышу медленную эстонскую речь, я почти все понимаю. Там есть один персонаж, он экскурсовод и разговаривает мееедленно. И вот когда актер медленно говорит по-эстонски, я хорошо понимаю и меня это очень порадовало.

И сейчас пока полные залы и ни одного свободного места. Мне повезло — два билета были забронированы, но люди в последний момент отказались от брони.

– Что-то поменялось для вас в ощущение себя в Эстонии и Эстонии, когда вы в связи с войной совсем переехали в Нарву?

– Мне кажется, поменялось ощущение Эстонии. Раньше я понимала, что люблю Эстонию, и это было абстрактно. Сейчас я конкретно понимаю, за что я люблю, что мне не очень нравится, к чему у меня есть вопросы — то есть я столкнулась с реальностью. Это как восхищаешься каким-то человеком издалека, а потом начинаешь дружить и выясняется, что этот человек значительно сложнее, чем твое отношение к нему было изначально.

И я узнаю очень много вещей, которых не знала. Сейчас очень подробно изучаю все, что происходило в Эстонии в 30-х годах. Мне просто интересно, потому что в школе меня этому не учили. Сведения из интернета на русском языке очень скудные и далеко не соответствующие действительности.

Это желание как можно больше узнавать про историю Эстонии возникло, когда я делала спектакль «Нарва город, который мы потеряли», и это по сути, получилось такое журналистское расследование. Потому что очень многие вещи, которые я знала со школьных уроков, оказались несоответствующими исторической действительности. И я тогда подумала: а если начать еще раньше, с Освободительной войны, про которую, например, очень многие русскоязычные жители Эстонии очень мало что знают. И вот начинаешь изучать и прямо дух захватывает!

Евгения Горски 

Фото: Кадри Кыусаар / Vabaduse Festival

24 октября 2025